Что может быть прелестнее и краше
Приветливой улыбки сентября:
Звенит голубизна в небесной чаше,
Парит. И долы, золотом горя,
Протягивают нити-паутинки,
Пытаясь удержать чудесный миг...
О, Бабье лето, светлые поминки.
Последний вздох и просветленный лик.
Еще скользит, ласкаясь, луч и нежит.
И солнце раздевает погодя.
Еще чуть-чуть, а там пускай и скрежет,
И стоны ветра, сполохи дождя.
Еще чуть-чуть, немного – насладиться
Прозрачностью и звонкой тишиной.
Отдать надежду перелетным птицам
И перейти с природой в мир иной.

Ольга Альтовская

Ходит осень
В нашем парке,
Дарит осень
Всем подарки:
Бусы красные –
Рябине,
Фартук розовый –
Осине,
Зонтик желтый –
Тополям,
Фрукты осень
Дарит нам.

И. Винокуров

Лес, точно терем расписной,
Лиловый, золотой, багряный,
Веселой, пестрою стеной
Стоит над светлою поляной.

Березы желтою резьбой
Блестят в лазури голубой,
Как вышки, елочки темнеют,
А между кленами синеют
То там, то здесь в листве сквозной

Просветы в небо, что оконца.
Лес пахнет дубом и сосной,
За лето высох он от солнца,
И Осень тихою вдовой
Вступает в пестрый терем свой...

Читать далее...

Человеку нужен человек, Чтобы пить с ним горьковатый кофе, Оставаться рядом на ночлег, И интересоваться о здоровье. Чтобы улыбаться просто так, Чтоб на сердце стало потеплее, Чтобы волноваться, там сквозняк, Одевай-ка тапочки скорее. Человеку нужен человек, Позвонить, послушать его голос: "А у нас сегодня выпал снег. Как ты без меня там? Беспокоюсь!" Чтобы был приятель, друг, сосед, И еще сопящая под боком, Без которой счастья в жизни нет, Без которой очень одиноко... Марина Бойкова

Нас всех друг другу посылает Бог,
На горе иль на радость - неизвестно,
Пока не проживем цикличный срок,
Пока мы не ответим свой урок
И не сдадим экзамен жизни честно.

Мы все друг другу до смерти нужны,
Хоть не всегда полезность очевидна.
Не так уж наши должности важны
И не всегда друг к другу мы нежны,
Бывает и досадно, и обидно.

Как знать, зачем друг с другом мы живем?
Что вместе держит нас, соединяет?
По жизни мы идем и день за днем
Себя друг в друге лучше узнаем
И шляпу перед зеркалом снимаем.

Нас манит даль непройденных дорог,
А друг в дороге - радость и подмога.
И не сочтем высокопарным слог:
Нас всех друг другу посылает Бог!
И слава Богу, нас у Бога много.





© Copyright: Оля Никитина, 2008
Свидетельство о публикации №1803013459

Любимый город

    Ночей твоих задумчивая тень

Парящий Зимний

 

Ночной Петербург

 

Малиновый закат или очарование белых ночей

 

Читать далее...

Земля так мала, писал Волошин, что стыдно не обойти ее всю. Он прошел всю Европу и был в Азии. И не просто путешествовал, а шёл путями культуры: «по стопам» Лойолы, Франциска Ассизского и Дон Кихота, «в гости» к Байрону, Гейне, Шекспиру…
Но есть земля, с которой судьба Волошина связана особыми узами. Это Крым и его восточный берег, Феодосия и Коктебель. Когда Елена Оттобальдовна Кириенко-Волошина, мать художника, купила земельный участок близ деревеньки Коктебель, вокруг были километры пустынных холмов. Волошин вспоминал, что ему, ожидавшему увидеть «классические» южные красоты, не сразу открылась уникальная выразительность восточного берега Крыма, та его особенная красота, которую мы понимаем сейчас именно благодаря волошинским стихам и акварелям:

И будут огоньками роз
Цвести шиповники, алея,
И под ногами млеть откос
Лиловым запахом шалфея,
А в глубине мерцать залив
Чешуйным блеском хлябей сонных,
В седой оправе пенных грив
И в рыжей раме гор сожженных.
И ты с приподнятой рукой,
Не отрывая взгляд от взморья,
Пойдешь вечернею тропой
С молитвенного плоскогорья...
Минуешь овчий кошт, овраг...
Тебя проводят до ограды
Коров задумчивые взгляды
И грустные глаза собак.
Крылом зубчатым вырастая,
Коснется моря тень вершин,
И ты возникнешь, млея, тая,
В полынном сумраке долин.

Максимилиан ВОЛОШИН

Кто хоть раз побывал в Коктебеле, не усомнится: и чудная эта акварель киммерийского мага Волошина, так потрясшая Рериха; и с лёгкой хрипотцой звучащая в душе отзвуком стиха молитвенная любовная баллада будущей изумительной тайны любви - всё это, несомненно Коктебель. Ночное звёздное небо ждёт тебя и чья-то крадующаяся тень. Сердце колотится. Она...

Акварели Волошина — это картины-размышления: не копирование природы, а анализ и повествование. У мастеров японской гравюры и у живописцев Возрождения художник учился самоограничению, точности каждого штриха, умению наблюдать и понимать законы природы: «…я раньше думал, что надо рисовать только то, что видишь. Теперь я думаю, что нужно рисовать то, что знаешь». Работавшие в Коктебеле геологи отметили, что волошинские акварели, написанные не на пленэре и как бы условные, передают геологический характер региона точнее фотографии. А по воспоминаниям одного из посетителей Дома Поэта, Волошин «был очень популярен среди местных крестьян не как поэт или художник, а как человек, замечательно знающий свой край, в том числе его сельское хозяйство. Он давал очень ценные советы по этим вопросам… Он был человеком огромных знаний, впоследствии по его указаниям производились не только археологические раскопки, но и горные разработки».
Крымская земля была когда-то оживленным перекрестком, на котором сталкивались или смешивались различные культуры, но их вековые наслоения почти стерлись с ее поверхности. Для Волошина сам пейзаж Крыма был памятником его богатой истории, и человеческой, и природной. В этой книге он читал невидимое глазу и умел рассказывать о своей Киммерии так, как никто другой. В его повествованиях события древней истории и мифологии раскрывались так ясно, словно о них вспоминал очевидец.
Но вернёмся к его венку, на время оставленном нами после орфических кругов 5-го сонета в предчувствии нарождающейся, а пока только означенной Любви. Вот 6-й сонет, продолжающий держать нас в напряжении всего венка. Я писал тут о пирамидах и как будто Валошин стоял за спиной. Нам не уйти от этой темы, если мы хотим ощутить себя людьми.
В каждой частичке своего венка мастер не забывал о том, для кого создавался этот мир: о человеке.
Наш горький дух... (И память нас томит...)
Наш горький дух пророс из тьмы, как травы,
В нем навий яд, могильные отравы.
В нем время спит, как в недрах пирамид.

Но ни порфир, ни мрамор, ни гранит
Не создадут незыблемей оправы
Для роковой, пролитой в вечность лавы,
Что в нас свой ток невидимо струит.

Гробницы Солнц! Миров погибших Урна!
И труп Луны, и мертвый лик Сатурна —
Запомнит мозг и сердце затаит:

В крушеньях звезд рождалась мысль и крепла,
Но дух устал от свеянного пепла, —
В нас тлеет боль внежизненных обид!

Максимилиан ВОЛОШИН, «Corona astralis»

Человек - мельчейшая частичка вселенной и он же - весь мир. И мир этот без него, человека, невозможен: без нас - невозможен! Как всегда Волошин раскрывает нам нас в главном, без чего мы становимся скучной частностью, читающей его скучные частности.
"В нем время спит, как в недрах пирамид". Время спит в пирамидах: там - вечность. И в тебе, пришедшем туда силою мятежного твоего духа, спит оно, потому что пришёл ты - до срока. Прорасти сквозь ядовитое инферно смерти прошлых жизней, освободившись от навьих пут пробуждением в себе эманаций совершенного - и снова в вечность? Не-ет, лава времени, пролитая в вечность, пролита и тобой и для тебя.
Мы просеиваем сквозь призму каждый лучик солнечной славы, но для чего? Чтобы стать гробницей этой славы?! Мы похищаем у звёзд их историю через чёрные бездны ночи, чтобы стать урной некогда в очередной раз погибшего Мира?! Не-ет, чтобы этот мир в себе воскресив, воскреснуть вместе с ним!
Пронизанные пространством и сами пронизывающие его силой своей мысли, мы скорбим о пепле его внеземных потерь, но очень по земному. Потому что мы - люди!
Мысль эту он продолжает и в сонете №7, и в глубочайшем сонете №8, и в величественном мотиве Великого поста сонета №9. Разве не к Любви ведёт нас маг тернистой дорогой?!

Безумья и огня венец
Над ней горел.
И пламень муки,
И ясновидящие руки,
И глаз невидящих свинец,
Лицо готической сивиллы,
И строгость щек, и тяжесть век,
Шагов ее неровный бег -
Все было полно вещей силы.
Ее несвязные слова,
Ночным мерцающие светом,
Звучали зовом и ответом.
Таинственная синева
Ее отметила средь живших...
...И к ней бежал с надеждой я
От снов дремучих бытия,
Меня отвсюду обступивших.

Максимилиан ВОЛОШИН

Однако, Волошин может и потрясать. Не органной мощью "Лунарии" или венком сонетов - вот так: выплеском могучей колдовской силы мудрого волхва. Хочется спорить, много спорить и обсуждать, но стоит ли? Вчитываясь в каждую строку, постигая один из её смыслов обычной многомерности киммерийского мага, начинаешь и сам наполняться этой магической силой ИНОГО понимания жизненных токов, среди которых ты и песчинка, и - Вселенная. Как много даёт приобщение к такому ведическому восприятию майи дремучего бытия в пользу приобщения к вещим тайнам Рода.

О чем бы не писал Волошин в "русском" крымском периоде, везде витает в его многомерностях магическая любовь под колдовским небом Киммерии. И знание - щедро разлитое в запаснике гиперборейской цивилизации, не случайно Спаситель провёл на Балканах и в Крыму большую часть времени из того "неизвестного", что пробыл он у гиперборейских волхвов.
Крымская земля была когда-то оживленным перекрестком, на котором сталкивались или смешивались различные культуры, но их вековые наслоения почти стерлись с ее поверхности. Для Волошина сам пейзаж Крыма был монументом его уникальной истории, и человеческой, и природной. Среди холмов и горных грядушек он зрил невидимое глазу и умел рассказывать о своей Киммерии так, как никто другой. В его откровениях события древней истории и мифологии понимались так ясно, словно о них вспоминал очевидец.

Доселе грезят берега мои
Смоленые ахейские ладьи,
И мертвых кличет голос Одиссея…

На этой чудной земле Волошин создал новый уникальный очаг культуры — Дом Поэта, как монахи-пустынники своими трудами и молитвами превращали безвестный уголок земли в новый центр духовного притяжения.
О Волошине-коктебельце, как ранее о Волошине-парижанине, складывались легенды. Как его только не называли: и Зевсом, и Орфеем, и фавном… «Хитон» и полынный веночек на волосах поэта вспоминают почти все посетители его Дома (что касается веночка, то это была, по свидетельству Марины Цветаевой, «насущная необходимость, принимаемая дураками за стилизацию»). Наделяя Волошина «мифологическими» чертами, многие обращали внимание только на сказочную сторону «мифа», но она была лишь внешним выражением глубокого стремления поэта жить в соответствии с вечными природными и космическими законами. Так и в «Corona astralis» изысканная, замкнутая в кольцо форма может напомнить о цикличности бытия, явленном в миссии Христа, и о том, что среди разрозненных, неоконченных или забытых строк нашей жизни есть главные, наполненные особо важным для нас смыслом. Я уже писал здесь и здесь о великом "венке" Волошина. Продолжим тему и вернёмся к уникальному творению мага.
Вот то, о чём писал я в коментарии к прошлому сонету из венка Волошина: это не находка Волошина и уж, тем более, не моя. Ещё древние арии представляли Троицу первоосновы не просто как Один в Трёх, но и ещё динамический процесс воссоздания себя в Боге, а значит - в Любви. У ариев Вышень есть созидатель Единства и гармонии в мире и человеке - атмане. Но единый трансцендентный мир непознаваем, чтобы его познать через имманентность иллюзий (майя) и неведения (авидья), Брахман (Бог в человеке-атмане) идёт на тяжкую жертву развоплощения, а разрушителем личности выступает Шива. Познав этот грешный и иллюзорный мир путём создания себя в Брахмане освобождением от иллюзий и невежества тяжким духовным трудом, человек-атман идентифицирует себя с Богом в себе, восклицая: "Я есть Брахман, я бессмертен". Такова эта Троичность, когда человек-творец развоплощает мир и себя для будущей манифестации себя как высшего существа. При этом Вышень в нём творит, Шива разрушает, а самое интересное - Брахман-атман: он и сам процесс и над процессом. Так ведическая Троица поставила первая и единственная из богомировоззренческих доктрин в центр мира не Бога, но - Человека!
Иисус, получивший это знание от арийских волхвов на Балканах, всегда ясно давал ученикам в своём учении не только понимание вот этой зыбкой границы созидание-развоплощение, коей в дольнем мире является смерть, но и преодаление её власти во славу бессмертия: "...верю в воскресение из мертвых и жизнь будущего века" заканчивается символ Веры молитвы "Верую".
Знал это и Волошин и вот как описал он эту границу на изломе бытия.

Тому, кто жив и брошен в темный склеп,
Видны края расписанной гробницы:
И Солнца челн, богов подземных лица,
И строй земли: в полях маис и хлеб,

Быки идут, жнет серп, бьет колос цеп,
В реке плоты, спит зверь, вьют гнезда птицы,
Так видит он из складок плащаницы
И смену дней, и ход людских судеб.

Без радости, без слез, без сожаленья
Следить людей напрасные волненья,
Без темных дум, без мысли "почему?",

Вне бытия, вне воли, вне желанья,
Вкусив покой, неведомый тому,
Кому земля — священный край изгнанья.

Максимилиан ВОЛОШИН,«Corona astralis»

В своём бессмертном венке, в 11-м сонете, он продолжает божественно-земную тему на уровне сущности бессмертия и размышления у его порога, как некогда в Lunaria.

Ветер играет на скрипке сосны
Солнечный вальс по мотивам весны.
Хочешь увидеть ожившие сны
Вместе со мною?
Я приглашаю на танец тебя.
Желтые блики оркестра слепят.
Вальса аккорды кружатся, летят
Вслед за листвою.
Читать далее

ТЫ НЕ ШЛА...

Карменсите

Целый день хохотала сирень
Фиолетово-розовым хохотом.
Солнце жалило высохший день.
Ты не шла (Может быть, этот вздох о том?)
Ты не шла. Хохотала сирень,
Удушая пылающим хохотом...
Вдалеке у слепых деревень
Пробежал паровоз тяжким грохотом.
Зло-презло хохотала сирень,
Убивая мечты острым хохотом.
Да. А ты все не шла — целый день.
А я ждал (Может быть, этот вздох о том?..)
До луны хохотала сирень
Беспощадно осмысленным хохотом...
Ты не шла. В парке влажная тень.
Сердце ждет. Сердце бесится грохотом.
— Отхохочет ли эта сирень?
Иль увянет, сожженная хохотом?!

Игорь СЕВЕРЯНИН

Как же он бывает порой неожидан в своих тончайших переплетениях символов и реалий. Завораживает, кружит вокруг здравого смысла, доводя мистификациями слова и смысла до полной дисперсии восприятия окружающего. Ну и Король. Пожалуй тут мы с ним - ровня и в знак такой же лёгкой сумасшедшинки извлёк я клип, сугубо спорный и одновременно созвучный его анимациям здравого смысла: сидим... Я уповаюсь его ненормальной хохочущей сиренью, а ему - музыкальная посылочка: пусть и его торкнет. Впрочем "Лесоповал" в отличие от нас оказался вполне вменяемым: вот и решайте - наслаждаться вам или покинуть этот съехавший из всех норм приличия бложек...

Беру твою руку и долго смотрю на нее,
Ты в сладкой истоме глаза поднимаешь несмело:
Вот в этой руке - все твое бытие,
Я всю тебя чувствую - душу и тело.

Что надо еще? Возможно ль блаженнее быть?
Но ангел мятежный, весь буря и пламя,
Летящий над миром, чтоб смертною страстью губить,
Уж мчится над нами!

Иван БУНИН

Я уже писал тут, почему так дорог мне этот "серебряный" поэт. Но к этой феерии страсти отношусь я по особому. Есть у него чудные, нежнейшие, на грани касаний маленькие прозы в несколько десятков строк. Как я люблю тихую застенчивую и целомудренную страсть "Антоновских яблок", но вот уже "Натали" намекает: не всегда любовь для Бунина деревенская пастораль "Тихих аллей". И как подтверждение - этот вселенский взрыв страсти. Точно лёгкий выдох или шопот, чисто бунинское любовное кружево ничего не предвещает кроме блаженства и сладкого сопереживания. И вдруг - полное ошеломление. Только прочтите, прочтите последнюю строфу и прикройте глаза: по распрямившейся хлёстко спирали понесёт вас ваше воображение выплеснувшийся протуберанец чувства и только почти уже остановившееся в неземном восторге сердце вытолкнет на лицо жаркий румянец минуты назад пережитого блаженства, ещё одну грань любви...

Осенью наряд цветной

Скинет мать природа

Капли крупные дождей

Ссыплет с небосвода.

Солнца яркие лучи

Спрячутся за тучи,

В городах затянет вой

Ветер всемогущий,

Лужи во дворах сольются

Как в бескрайнем море Так,

погода слезы льёт:

Мать природа в "горе".

Вот, придет сезон хмурной!

Никого не спросит...

Человечество встречает

Незнакомку Осень...

@ Неудавшийся Поэт

Читать далее...

Осеннится… Сплошная непогода Накрыла город ветреным плащом… А мне с тобой в любое время года Уютно, если только мы вдвоём… Печалится… Ловлю губами осень, Привычно окунаясь в пустоту Бессонниц и незаданных вопросов… Негромкое сердечное "тук-тук" Сливается с ленивыми дождями, Где бродят беззаботно миражи… И пьяный запах счастья – между нами… И хочется так мало: просто жить… Мечтается… Несбыточно и смело… Присаживайся рядом, помолчим… У губ твоих – экзотика памелы: И сладко, и немножечко горчит… Дождится… Ты всегда – в моих прогнозах… Строкой легко выводится: "Лю-блю…" Я, знаешь, не хочу об этом – в прозе… И рифмами наигрываю блюз…   © Copyright: Лара Мишанова, 2012 Свидетельство о публикации №11208304654   klavdia-France

 

 

 

В лепоту облечеся
М. М. Замятниной

Как изваянная, висит во сне
С плодами ветвь в саду моем — так низко..
Деревья спят — и грезят? — при луне,
И таинство их жизни — близко, близко...

Пускай недостижимо нам оно —
Его язык немотный всё ж понятен:
Им нашей красотой сказать дано,
Что мы — одно, в кругу лучей и пятен,

И всякой жизни творческая дрожь
В прекрасном обличается обличье;
И мило нам раздельного различье
Общеньем красоты. Ее примножь! —

И будет мир, как этот сад застылый,
Где внемлет всё согласной тишине.
И стебль, и цвет Земле послушны милой;
И цвет, и стебль прислушались к Луне.

Вячеслав ИВАНОВ

Я учился познавать гиперборейский Космос у Фёдорова, знаменитого русского космиста и учителя Вернадского и Циолковского. И представить не мог, что теоретик символизма и прекрасный "серебряный" поэт черпает из того же источника, пока не прочёл этого сонета. Нет, это ещё не Космос ариев, но размах, размах! Я задохнулся в первый же миг, а потом ринулся на поиски других его произведений. Спотык... Звенящая Гиперборея окружила меня хороводом воспоминаний. Много было потом сидений и разгадываний непростой простоты Иванова. Да вот, извольте...

В сонетах 9 - 11, как мы уже отмечали, появляется образ Христа. Христос - это та часть Бога, которая материализовалась в Любви: Бог жертвует не всего себя, а только один лучик, который уходит жертвой в материю: не Бог, а сын Божий воплощается на земле, постепенно отказывается от себя для того, чтобы погаснуть совершенно в безднах материи-греха. По ведическим представлениям, от которых, как от первоистока не уйти ни в какие мистерии, это - расплата за майю развоплощения мира (Бога) в себе на мозаику заблуждений авидьи (неведения - не знания Вед). В «Сorona astralis» перед нами предстает образ странника, неустанно ищущего свой путь к звездам. Он пристально озирает небо, но не ночное, на котором звезды ясно видны, а дневное, когда они скрыты под «покровом майи». Он слышит зов невидимых звезд сквозь гул обыденности.
Сквозь внешний сюжет волошинского цикла проступает другой: скрытый сюжет о пути внутреннего совершенствования человека. Само заглавие «Corona astralis» многозначно. Слово astralis можно перевести не только как «звездный», но и как «астральный». В оккультной литературе, с которой Волошин был хорошо знаком, это слово расшифровывается двояко. Оно обозначает один из планов человеческого бытия: мир эмоций, желаний, страстей; но есть также и другое его значение: высший, трансцендентный план бытия, лежащий за пределами нашего чувственного восприятия. Уже в заглавии венка сонетов можно увидеть направление пути: к звездам, от низшей природы к великим тайнам бытия. Но как справиться с грузом тяжких страстей, которые тянут вниз?.. Без этого понимания - никак!

И бродит он в пыли земных дорог -
Отступник жрец, себя забывший бог

Однако, направимся от покинувших нас на время частей венка к попытке разрешить сложное сплетение мировых Путей, гениально означенное достигнувшим космических высот мировосприятия волхвом Волошиным. Вот Христос становится частью материи и в том числе - человека, божественным присутствием в этой материи, и тогда материя, преображенная и самопознавшая себя, начинает свое восхождение к Духу, то есть восхождение через Любовь, которая тут - не замена сексуального влечения стремлением к Богу, а лишь временная эманация её божественной сути.

Кто видит сны и помнит имена,
Кто слышит трав прерывистые речи,
Кому ясны идущих дней предтечи,
Кому поет влюбленная волна;

Тот, чья душа землей убелена,
Кто бремя дум, как плащ, принял за плечи,
Кто возжигал мистические свечи,
Кого влекла Изиды пелена.

Кто не пошел искать земной услады
Ни в плясках жриц, ни в оргиях менад,
Кто в чашу нег не выжал виноград,

Кто, как Орфей, нарушив все преграды,
Все ж не извел родную тень со дна, -
Тому в любви не радость встреч дана.

Максимилиан ВОЛОШИН, «Сorona astralis»

Отметим и квинтэссенцию замысла, оставляющего Путь к восхождению тем,

Кто не пошел искать земной услады
Ни в плясках жриц, ни в оргиях менад,
Кто в чашу нег не выжал виноград,

и орфическое переосмысление духовного перерождения, рассмотренного ещё в пятом сонете венка, без которого мы неизбежно выпадаем из процесса восхождения...прямо в объятия Эроса. О чём, кстати, провидец и маг прочёл лекцию «Пути Эроса» ровно двумя годами раньше, когда венок у этого обстоятельного волшебника только мерцал в воображении клисталликами находок и догадок.
Таковы они - "серебряные"...